Одна из отличительных черт творчества Батожабая – это наличие во всех его произведениях стихии юмора и смеха.

Для того, чтобы разобраться в природе этого явления мы обращаемся к анализу раннего творчества Батожабая – одноактным пьесам.

Как отмечает А.Б. Соктоев, «для литературной науки огромный интерес… представляет как раз свойственное большинству бурятских писателей особенное пристрастие их к народно-смеховым типам повествования – к шутке, анекдоту, веселой басне и притче. Эту склонность к жизнерадостному комизму, фамильярно-озорной обработке фактов реальной действительности можно наблюдать на всех этапах развития бурятской литературы – от Х. Намсараева до Батожабая».

Основу одноактных пьес составляют так называемые конфликты «на злобу дня».

Одна из таких пьес – пьеса «Дулма бэригэнэй ааша». Общепринятый перевод названия этой пьесы как «Похождения Дулмы» не вполне точен. В данном случае «ааша» вернее будет перевести как «капризы», «своенравие». Интригу и нерв пьесы составляет конфликт между простой деревенской женщиной Дулмой Найдановой, которая заботится только о личном хозяйстве и не желает работать в совхозе, и парторгом этого совхоза Лыгденом Цыденовичем. Чутьем художника Батожабай нащупывает наиболее острые и болезненные вопросы современности, но в решении их не отходит от устоявшихся общепринятых взглядов периода социалистического строительства.

Так, в данной пьесе прослеживается авторская задача: осудить Дулму, критически изобразить домохозяйку, не понимающую насущные задачи развития общего хозяйства. Вместе с тем создается жизненно достоверный образ женщины, уверенной в себе, бойкой на язык, напористой и хитрой, этот персонаж обладает неискоренимым чувством юмора и иронии. Юмор, который уничтожает всяческую иерархию в сфере человеческих отношений, во многом содержит народный взгляд на вещи, ведь Дулма живет «на миру» и в согласии с ним, а противостоит прежде всего официальной принятой идеологии, которая не всегда совпадает с глубинными интересами людей.

«Несознательная» с официальной точки зрения Дулма вполне сознательна и остроумна в отстаивании своей позиции, обладает житейской хваткой и вовсе не бездельница. В русле идеологии того времени осуждаются «собственнические интересы, большое личное подворье, торговля и «эксплуатация» Дулмой своих родных в хозяйстве». Если речь Дулмы насыщена юмором, богата образами и интересна, вызывает смех, иронична, то речь парторга однообразна в своем морализаторстве и утверждении позиции. Неистребимая жизнеспособность, можно сказать, живучесть героини, целостность ее натуры, выражающаяся и в ее юмористическом отношении к жизни, не могут не вызывать симпатии и сочувствия зрителей.

Интерес и внимание к подобным героям, «выламывающимся» из общего ряда строителей коммунизма, говорит о стремлении драматурга всесторонне осветить жизнь, соответствовать жизненной правде, не избегая болезненных и острых вопросов.

В пьесе «Шодойн үхэл» («Смерть Шодоя») аморальность Шодоя мотивируется условиями воспитания, из реплик других героев становится известно, что он сын бывшего городского начальника и привык с детства к большим деньгам, был недисциплинирован.

Шодой сам себя разоблачает в комических ситуациях, порой иронизируя над собой. Конфликт в пьесе решается прямо, в свете авторского задания: Шодоя собираются изгнать из колхоза, но он по нелепой случайности погибает сам.

Пьеса «Шалзын эсэс» («Финал Шалзы») тоже заканчивается фиаско героя – мошенника Шалзы – его уводят на суд, то есть мера пресечения герою столь же радикальна.

Авторская оценка заложена в употреблении приема говорящего имени: Шалза – клещ. У него вольный род занятий, свободный образ жизни.

Отрицательный герой Шалза так же противопоставлен положительным героям – комсомольцам. Но здесь есть одна очень интересная особенность: образ Шалзы-обманщика, пользующегося доверием соседей-стариков, индивидуализирован, а комсомольцы не имеют даже имени, фигурируют под номерами: 1-й комсомолец, 2-й комсомолец, 3-й комсомолец, они носители одной черты.

Образ Шалзы неоднозначен. Он внимателен к пожилым людям, живо общается с ними, но и в то же время беззастенчиво пользуется их неграмотностью.

Проделки Шалзы на сцене хитры, но простительны, он шутник, хитрец, ловкач. Шалза близок к фольклорному образу хитреца, который, как известно, народом не осуждается. Его шутки, проделки вызывают смех.

Стихия юмора и смеха, окружающая отрицательного героя, придает ему больше человечности, делает более близким зрителям и во многом прощает его. В этой пьесе можно увидеть своеобразное балансирование между жизнерадостно юмористическим отношением к жизни и сатирическим, выражающим неприятие ее отдельных моментов, отношением. В развитии конфликта и действия все же можно увидеть преобладание первого.

Уже в одноактных пьесах Батожабая, написанных в период творческих поисков, проявились зоркость и смелость писателя в отборе сложных насущных общественных проблем; внимание драматурга привлекают неблагополучные сферы жизни, характеры, которые выбиваются из общего ряда.

В драматическом творчестве Батожабая жанр комедии занимает немалое место, и не будет ошибкой сказать, что это один из его излюбленных жанров.

Как комедия обозначен жанр таких его произведений, как «Дойбод сохилго» («Ход конём») (1954), «Урбаанай уршагта ябалнууд» («Похождения Урбана») (1970), «Залинта аадар» («Гроза») (1973) и др.

Одно из лучших драматических произведений Д. Батожабая – пьеса «Дойбод сохилго», жанр которой обозначен автором как сатирическая комедия.

Объектом сатиры становятся такие общественные пороки, как бюрократия и чинопочитание, причем высмеиваются они как в прямой, так и в опосредованной форме.

Так, прямая критика «бумажной» работы вышестоящих инстанций дается в реплике Жалмы: «Сараhан нобшоёо бага болгохо гэhэн захиралтануудые, телефоной хөөрэлдөө бага болгохо гэhэн тогтоолнуудые бэшэhээр байтарнай папканууд дүүрэшэнэ» (Пока пишем решения об уменьшении бумажного потока, указы о сокращении телефонных разговоров, папки и наполняются).

Функция юмора и сатиры в пьесе очень широка: от характерологической до обличительной.

Так пустоту интересов и небогатый духовный мир Бүтүүхэн Билдуевны – жены Дэрхэя выражает ее манера речи смешивать бурятские и русские слова.

Приём употребления иноязычных (русских) слов и их смешение с родной речью для создания комических ситуаций широко употребляется в бурятской драматургии, начиная с пьес Барадина. Это несоответствие двух планов вызывает смех, так как смешение родной и неродной речи означает смешение понятий, не всегда совместимых, в пьесе Батожабая тому примеров очень много: «Тэрэ темэ дээрэ катилжархи» (Накатай на эту тему), «Ехэхэн нахал хүн байна» (этот человек – нахал из нахалов) и т.д.

Батожабай мастерски пользуется этим приемом, создавая каламбуры на основе двух языков. Так Бүтүүхэн перевирая, передает слова русского шофёра «карбюратор отказал» как «хара-бурят отказалаа».

Каламбур несомненно вызывает смех, так как основан не просто на сходстве звучания русских и бурятских слов, а еще содержит иронию по отношению к героине и ее «обиде». «Хара-бурят» - это, конечно же, в данном контексте не «черный бурят», данное словосочетание характеризует полиэтническое социокультурное пространство, где могут возникать в принципе различные представления о ступенях развития наций. В данном случае речь не идет о каких-то межнациональных противоречиях, которые в жизни и могли бы иметь место (что и отражается в наличии устойчивого сочетания хара бурят), а о наивной глупости героини, плохо знающей русский язык.

Вся стихия юмора, не только сатиры, но и просто веселое отношение в жизни, живость и непосредственность у Батожабая – сфера «отрицательных» персонажей пьесы, отчего их образы получают яркость и убедительность.

Простодушные, угоднические высказывания Зайдана подчас имеют подтекст, содержат глубокую авторскую иронию – иронию, понятную и близкую зрителям.

Всё богатство народной речи также присуще именно Зайдану; его образная речь насыщена яркими оборотами, пословицами и поговорками.

Сказанные к месту меткие народные выражения направлены на оценку внешнего мира, например, в речи Зайдана: «Үдэр талын ноён шанга, Үүлэн талын наран хурса» (Временный начальник сильнее допекает, солнце, выглянувшее из-за туч, жарче припекает). Ироничное по отношению к вышестоящим лицам высказывание произносит человек сам стремящийся к власти, то есть Зайдан Хабитуевич вполне осознанно делает свой выбор, в какой-то степени ему присуща и самоирония.

Многообразие средств приемов высмеивания, легкая, непринужденная атмосфера создают ощущение свободы внутреннего пространства пьесы, внутреннего мира автора.

Искренность и честность писателя, его требовательность к жизненной достоверности, осознание необходимости поисков решения социальных проблем выразились в произведении, на первый взгляд, легком, почти водевильно-фарсовом.

Пьеса «Ход конем» в то же время содержит глубокий подтекст, имеет основой авторское мироощущение и осознание современности как сложной и противоречивой действительности.

В творчестве Батожабая жанр комедии получает различное воплощение: от сатирической, полемически заостренной до просто юмористической, водевильной.

Юмор в драме занимает особое место, выполняет особую функцию – смех сближает, прощает, оправдывает, приближает мир героев или читателю, создается атмосфера свободного общения и единения в одном эмоциональном порыве.

В драматургии Батожабая юмор – зона контакта со зрителем, средство ухода от схематизма в построении образов, сфера проявления творческой свободы и в какой-то мере противостояния официозу. Юмор и сатира становятся сферой сближения автора и читателя, зрителя.

В романе «Похищенное счастье» юмористическое и сатирическое изображение жизни занимает довольно большое место, юмористическое изображение жизни восходит к народному творчеству.

Если обратиться к тексту романа, то можно выделить в повествовании ситуации и положения сродни анекдотическим.

Многие из них напоминают фольклорное повествование, такова история про Навана Чингиза, который украл вола у богача Шаралдая, привязав передние ноги к телеге, а на задние надев сапоги. Плутовская проделка не только забавна, но и усилена мотивом двойного одурачивания богача, свойственным сказкам: когда Шаралдай стал искать по следам обладателя сапог, выяснилось, что они принадлежат его родной дочери.

Как известно, в бурятском фольклоре выделяется группа сказок с сюжетом о ловком воре, исследователь Б-Х. Цыбикова пишет о наличии 15 вариантов этого сюжета. В данном случае ситуация восходит именно к этой традиции.

Драматична юмористическая сценка, где показано плутовство Загды – непременного участника всех ситуаций народного сборища, гуляния, праздника, которые неоднократно осваиваются в романе. Он организатор игры на интерес, и его природа игрока-обманщика выразительно передается и в такой детали, как длинные рукава, куда в нужный момент спора перетекают деньги: «Тиибэшье тэрэнэй ута хамсы амидыршоод байгаа hэн. Арhан тулам доторhо хулуугдаhан мүнгэн hөөргөө сугларшаба түхэлтэй» (Его длинные рукава снова ожили. Деньги, украденные из кожаного мешочка, вернулись обратно).

Образы героев – хитрецов также восходят к традиции, в бурятских бытовых сказках сюжеты о проделках хитрецов были широко распространены, исследователи насчитывают около 40 вариантов.

Триумф Загды, так же как и его крах, вызывает беззлобную усмешку повествователя: «Яhан hээр дундуураа хоер боложо, шанагын шэнээн толгойнь хиидэн, Загдын магнайда сэхэ буушаба. Баяр энеэдэнhээ боложо, уhаташоод байhан тэрэнэй нюдэндэ улаан гал сахилхадал гээд, аргаахан газар шарлажа, Хан-Уула хэлбэлзэхэдэл гээ hэн» (Кость, разбилась под ударом надвое, и позвонок, величиной с ковш, прилетел прямо в лоб Загде. В его глазах, блестевших и еще влажных от радости и смеха, словно сверкнула молния, и на мгновение почудилось, что гора Хан-Уула покачнулась).

Повествователь, стоящий на позиции наблюдателя, позволяет себе и поиронизировать над горе-игроком: «Гурбан үдэр газаа зогсожо, хэлэн дээрээ унда хэхэ сүлөөгүй, пүүнтэ пүүнтээр олоhон зөөриеэ гансата пүүдээр алдахада ямар байлтайб!» (Каково три дня простоять на улице, не имея времени даже попить воды, по фунту-фунтику накопить добро и упустить целым пудом зараз!).

Эта комичная сценка необходимо дополняет картину полной, избыточной народной жизни. В изображении обмана Загды в данном случае нет острой сатиричности, которая появляется при изображении богачей и ноенов. В их изображении очень сильны фольклорные принципы, усилены и подчёркнуты такие отрицательные черты, как глупость и жадность.

В комических ситуациях с сатирической направленностью сила обличения и осмеяния доходит до максимума. Так изображен, к примеру, богач Намдак, чья мелочность и ограниченность становятся объектом сатиры. Самые потайные, интимные сферы его существования безжалостно открываются повествователем на всеобщее обозрение. Порой переходя грань и приближаясь к натуралистическому изображению, повествователь не случайно акцентирует свое внимание на физиологической стороне бытия своего героя, ибо для него всякая духовная сфера невозможна принципиально.

Интересен способ характеристики данных героев, показа их душевной сути, портретной обрисовки. Так, чтобы показать ограниченность богача Намдака, автор не только показывает его в комических ситуациях, но и подчеркивает внешние неприглядные черты, говорящие и о внутренней неприглядности, подчас и сильно утрированные.

Батожабаю вообще свойственно в изображении человека подчеркивать одни и те же черты, что отмечалось исследователями: «В портретной характеристике героев писатель широко использует принцип доминирующей черты внешности, которая соответствует духовному облику человека».

Возможно, этот прием идет от другого, фольклорного приема «постоянного эпитета», употребляемого Батожабаем в романе. Так, для характеристики жены Намдака Балмы постоянно используется выражение «тарган шара hамган» (толстая рыжая женщина). Этот эпитет, постоянно употребляет по отношению к героине, несет оценочную нагрузку, прежде всего негативную. То же отношение неприятия содержит и сравнение бесплодной жены Намдака с яловой кобылой – «байтаhан hамган».

В портретной характеристике героев этого ряда автор для большей выразительности и экспрессивности образов употребляет приемы гиперболизированного изображения.

Такова портретная характеристика богача Лонхо: «Хоёр жабжаараа доошоо дугаагташаhан хомхой аманиинь, улаан нюур дээрэнь хамарайнь орондо байдаг хоёр заапагар нүхэниинь Лонхо баяниие хэды тэнэг болгодогшье hаань, тэрэнэй абари заан, мэхэ гохонь энэ нюурhаань хори дахин муу муухай бшуу» (Сколько бы ни портили лицо богача Лонхо опущенные уголки рта, две дырочки на красном лице, бывшие вместо носа, его подлый характер и коварство в двадцать раз были отвратительней его внешности).

Подобная характеристика этого героя дается и в другом месте повествования: «Теэд Лонхын тарган түхэреэн нюур дээрэ, халуун бухаанха хоер хургаараа хадхажархиhандал адли, хоёр нүхэнhөө ондоо юумэн харагданагүй. Хамарвйнь орондо баhал хоёр заахан нүхэн. Тиибэшье шэхэнэй талаар дэлхэй дээрэ Лонхые илаха хүн түрөөгүй юм. Тэрэнэй дэрэгэр шэхые хараhан зарим хүнүүд «Лонхо баян бархирхадаа шэхэээрээ нюдөө аршадаг юм» гэжэ шоглодог hэн» (На круглом лице Лонхо, словно на горячей буханке проткнуты пальцами две дырки, и кроме них, двух дырок, ничего не виднелось. Вместо носа опять же две дырочки. Но по части ушей не нашлось бы на всем свете человека, способного его перещеголять. Некоторые люди, видевшие его развесистые уши, говорили с поддевкой: «Лонхо во время плача ушами вытирает свои слезы»).

Характеристика утрированная, «в плане карикатурного гротеска, гиперболизированного подчеркивания непривлекательных сторон», но вместе с тем она близка фольклорной по своей неизменности, по постоянству даваемых характеристик.

Герои этого ряда не проходят какую-либо эволюцию, что отражается в сходности характеристик, даваемых этим героям в начале и конце повествования.

В романе можно проследить различные оттенки иронии: от язвительно-острой до добродушно-насмешливой.

Объектом последней является молодцеватая удаль всадников, красующихся перед девушками: «Хорёо харайлгажа hураран муу зантай моридые унаhан хүбүүд набтар хашаа харайлгаха hанаатай хараашална» (Всадники на строптивых конях посматривали по сторонам, чтобы перескочить через низкий забор). На беду высокие заборы не дают им в полной мере проявить себя. Слегка насмешливое отношение автора к молодым всадникам не переходит грань доброго юмора.

Таким образом, в создании юмористических сцен наряду с использованием и развитием фольклорных приемов можно отметить иронию как авторскую оценку ситуаций и героев.

Большое место занимает юмористическое изображение в первой книге романа, ближе к концу повествования все более звучат драматические ноты в контексте решения общей проблематики человеческой судьбы.

Комическое изображение в «Похищенном счастье» сменяется подчас драматическим, что передает представление о сложности и многогранности жизни.